“…Штобы болшъ кривдъ не чынил и новин не уводил, и делал бы еси по старому”*: рождение правового документа в Великом Княжестве Литовском. О монографии А. И. Груши «Кризис доверия? Появление и утверждение правового документа в Великом Княжестве Литовском (конец XIV – первая треть XVI в.)» Москва, Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, 2019. 608 с.
Феномен Франциска Скорины зачастую представляется уникальным и изолированным в изучении истории и культуры Беларуси начала XVI века. Между тем, логика скориноведения неизбежно предполагает вопросы о том, насколько «современной» (применяя кальку английского термина «modern») была антреприза Скорины, как она была связана с внутренним функционированием культуры на белорусских землях Великого Княжества Литовского и насколько устойчивым / эфемерным был здесь этот «modern». Возможность рассмотреть эту проблематику в новом ракурсе предлагает книга А. И. Груши «Кризис доверия?…». Увидевшая свет в 2019 году, она представляет собой второе, дополненное и переработанное, издание его монографии «Документальная письменность Великого Княжества Литовского (конец XIV – первая треть XVI в.)» (НАН Беларуси, Центральная научная библиотека им. Я. Коласа. Минск: Беларуская навука, 2015. 465 с.).
Посвящённое, на первый взгляд, такому «узкому» сегменту источников, как правовой документ, это исследование фактически открывает чрезвычайно широкий спектр картины мира, психологии и повседневности людей позднего Средневековья, освещая ритуально-символический характер и становление норм пожалований, вкладов, милостей, привилеев, тяжб, касавшихся землевладения, наследования, городских отношений, торговли, предоставляя «голос» разным слоям руского общества Великого Княжества Литовского. Хотелось бы особо отметить огромную насыщенность книги документами этой эпохи, «прямая речь» акторов истории пронизывает всю монографию.
Красной нитью через всю работу проходит мысль о единстве «доброго христианского», его противостоянии с «новиной» (моментом разрыва «старины» и «новины» автор называет время правления Витовта) и роли постепенной секуляризации общества к середине XVI в. Как один из ярких примеров этого процесса, показаны значение и упадок присяги как способа доказательства правды и снятия обвинения, раскрывая образ мышления тогдашнего человека. Так, Статут 1529 г. допускал к присяге только тех, кто ежегодно исповедался и причащался. Более того, сама процедура присяги была сопряжена с определёнными ритуалами: она часто исполнялась лишь на третий день после принятого решения, и делалось это «водлуг обычая», после поста и исповеди в церкви (с. 164). Тем не менее, несмотря на живучесть этого атрибута «старины», в том же Статуте 1529 г. статья, регламентирующая порядок возвращения долгов, предусматривала полную победу документа над присягой, в случае, если у стороны наличествовал лист на долг. Как пишет сам автор: «Кусок бумаги, снабжённый текстом, теперь обладал большей силой, нежели религиозный акт!» (с. 165).
Повествование, структурированное девятью частями с подробным дроблением на главы и параграфы, в целом выстроено вокруг конфронтации «старины», этого своеобразного средневекового института традиции и обычая, который регулировал правовое, социально-экономическое, политическое и культурное положение в литовских, руских, жомойтских и других землях землях ВКЛ[i], с вызовами, которые бросала жизнь – «новиной». Используя документальную основу, А. И. Груша демонстрирует, как религиозный ритуал, будучи главенствующим в социальных связях, утрачивает силу и уступает место документу, оставляя, тем не менее, семиотические «следы», которые просматриваются и сегодня. И всё же, несмотря на систематично формулируемые тезисы о «секуляризации общественного сознания и общественных отношений», продвижении документальной письменности со стороны власти (великого князя и церкви), вчитываясь в источники, мы видим, что ещё и в первой половине XVI в. документ не вполне занимает место религиозного ритуала как средство легитимации социальных договоров. Множество тому примеров, красноречиво и тщательно приводимых автором, свидетельствуют о об их сосуществовании. Так, при споре о заложенных землях между боярином Новогородского повета Ленькой Петрашевечем и паном Федькой Михайловичем Святошей (1519 г.), решение гласило: «А естли светковъ тыхъ, которые въ листехъ написаны, тамъ на земли передъ княземъ Федоромъ Ленко не поставить, а хотя и стануть, а будуть светчити, штожъ при томъ не были, и того добре не сведомы и очима своими не видели, какъ Ленько Матею а Гридьку пенязи давалъ, … тогды тые листы мають подраны быти…» (с. 442).
Итак, хотя «традиция утратила характер религиозного императива», она «сохраняла стойкость, выносливость и гибкость» (с. 488). «Документ и общественные установления, привнесенные им, жили и развивались в том числе потому, что они находили опору в таком традиционном институте, как старина. Под действием традиции в старину превращалась практика издания документом. Документ обладал доверием, потому что его подлинность можно было подтвердить устным словом» (с. 488).
В этом смысле монография А. И. Груши поднимает, на наш взгляд, вопрос, крайне важный как для скориноведов, так и в целом для исследователей белорусской культуры этого периода. Конец XIV-XVI века, знаменательная эпоха в истории Беларуси, которую некоторые даже квалифицируют как «Золотой век» и сопрягают с Ренессансом, – какова была реальная динамика этого времени? Насколько можно говорить о «позднем Средневековье» или «раннем Новом времени» применительно к этому периоду? Если рассматривать «культуру» не столько как сумму одиночных, уникальных проявлений деятельности «элиты», сколько как «реальное содержание обыденного сознания людей прошлых эпох, отличающиеся массовым характером и большой устойчивостью ментальные представления, символические системы, обычаи и ценности, психологические установки, стереотипы восприятия, модели поведения»[ii], где сохранение и даже параллельное функционирование «старины» является её неотъемлемой частью, то проблемным остаётся момент того самого рубежа, с которого можно было бы отсчитывать «модерн» на белорусских землях.
Можем ли мы говорить в связи с этим о «долгом Средневековье», концепцию которого отстаивал Ж. Ле Гофф? Это «долгое Средневековье», снимающее ярлык «тёмного» времени, подчёркивает преемственность и сосуществование разных форм культурного сознания, зачастую апеллирующих к «старине» (Desinat novitas incessere vetustatem![iii]), и через «откаты» и «прогрессы», «проходит сквозь новые перерождения, опирающиеся на прошлое из-за того, что человечество того времени восхищалось им. Но это прошлое служит лишь наследием, позволяющим перейти в новый период». Поскольку «История никогда не неподвижна»[iv].
«Озвучивая» голоса прошлого, А. И. Груша на протяжении всей книги подчёркивает персональный, человеческий фактор предполагаемых изменений в обществе. При этом автор задаётся вопросами, выводящими его исследование на новый уровень: связано ли «утверждение документа с падением доверия личности к религиозной присяге, к личностям, которые к ней приводились, их устному слову?»; «Не следует ли более тщательно искать ответы на вопросы, касающиеся коренных изменений в обществе, на личностном уровне его представителей?» (с. 489). Эти вопросы, оформленные как перспективы для дальнейших рефлексий, не только не случайны (собственно, само название книги отсылает читателя к ним), но и глубоко показательны. Нам представляется, что монография «Кризис доверия?…» открывает новую страницу в исследовании взаимодействия феномена «старины» и правового документа не столько с точки зрения кодикологии, дипломатики, документалистики в целом, сколько в его антропологическом измерении, обнаруживая «микроуровень» в социальном, экономическом и политическом контексте.
Думается, что благодаря своей богатой документальной базе, иллюстративному оформлению и индивидуализирующему подходу «переживания» опыта истории, эта книга не оставит равнодушными не только скориноведов, но и в целом историков, славистов, библиофилов, исследователей в междисциплинарных областях и всех ценителей истории Беларуси и Великого Княжества Литовского.
*Выдержка из решения великого князя в ответ на жалобу витебских мещан и «поспольства» на витебского наместника князя Михайла Ивановича. Ориг.: Lietuvos Metrika = Lithuanian Metrica = Литовская метрика. Knyga 5 (1427-1506). Užrašymų knyga 5. Baliulis A., Dubonis A., Antanavičius. Vilnius: Lietuvos istorijos institutas, 2012. № 79. Р. 70 (1495). Цит. по: Груша А. И. «Кризис доверия?…», с. 475.
[i] Кром М. “Старина” как категория средневекового менталитета (по материалам Великого княжества Литовского XIV — начала XVII вв.) // Mediaevalia Ucrainica: ментальність та історія ідей. Киiв, 1994. Т. 3. С. 68-85.
[ii] Duby G. Problems and Methods in Cultural History // G. Duby. Love and Marriage in the Middle Ages. Oxford: Polity Press, 1994. P.130.
[iii] «Пусть новина перестанет наступать на старину!» (выражение, приписываемое папе римскому Селестину, V в. Викентий Леринский. Vincentii Lirinensis Adversus profanas omnium novitates hæreticorum Commonitorium. Cantabrigiae: Ex officinâ Joh. Hayes 1689. 32:7.
[iv] Le Goff, J. 2014, Faut-il vraiment découper l’histoire en tranches ? Paris, Seuil. Édition du Kindle.