![Типограф. [Panoplia] omnium illiberalium mechanicarum aut sedentariarum artium... H. Schopper, J. Amman. Francofurti ad Moenum: S. Feyerabend, 1568. Courtesy of The Linda Hall Library of Science, Engineering & Technology](https://skaryna.com/wp-content/uploads/Book-Printer-Panoplia-1568.jpg)
Опубликовано: Весці Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі. Серыя гуманітарных навук. 2017. № 3. С. 40–50
В этом году исполняется 500 лет с момента выхода в свет первой белорусской печатной книги – перевода Библии, выполненного известным белорусским и восточнославянским первопечатником Франциском Скориной.
Несмотря на большую работу, проделанную несколькими поколениями исследователей, в биографии Скорины все еще существуют существенные пробелы. До сих пор не установлены точные даты его рождения и смерти. Неизвестно, где конкретно он приобрёл знания, необходимые для поступления в Краковский университет и для последующей блестящей защиты степени доктора медицины в Падуе. Пока не найдены сведения о пятилетнем промежутке в жизни Скорины после падуанской защиты в 1512 г. до начала печатания книг Библии в Праге в 1517 г. Неопределённым остаётся время после упоминания о нём в качестве королевского садовника в 1539 г. и до 1552 г., когда его сын Симеон получил от Фердинанда I грамоту на имущество, оставшееся после смерти Франциска Скорины. Пролить хоть какой-то свет на эти лакуны в жизнеописании первопечатника могут пока только косвенные письменные свидетельства.
Приблизительной датой рождения Франциска принято считать 1490 г., отталкиваясь от времени его поступления в Краковский университет в 1504 г. Это крайний срок, поскольку в университет могли поступать не ранее, как с 14 лет. Но прекрасная осведомлённость в кириллической письменности и в богослужебной литературе восточного обряда, а также хорошее знание латинского языка, позволившие ему успешно поступить в Краковский университет, но требовавшие и больше времени, склоняют к допущению о более зрелом возрасте юноши в момент поступления – около 17—18 лет. Возможно, был недалёк от истины знаменитый белорусский искусствовед Николай Щекотихин, когда предложил другую дату – 6 марта 1486 года, объяснив печатную эмблему Скорины «Луна Солнечная» как указание на день рождения в момент солнечного затмения в Полоцке [1]. Несмотря на всю неопределенность истолкования эмблемы как указания на момент появления ребёнка на свет, 1485-1486 гг. кажутся более соответствующим временем рождения Франциска.
Немногое известно также о семье Скорины. В инструкции Московского князя Ивана III послу Ивану Беклемешеву к королю Польши и великому князю ВКЛ Казимиру IV Ягеллончику от 18 мая 1492 г. упоминается полоцкий купец Лукиян Скорина [2, с. 45]. Сыном Луки назван Франтишек в записи при поступлении в Краковский университет (1504) [2, с. 57.]. В актах защиты степени доктора медицины в Падуе перед именем отца стоит наречие quondam – «когда-то», «раньше», которое в таких случаях в латинских источниках подразумевало покойных [2, с. 63-72]. Это позволяет предположить, что в 1512 году отца Франциска Скорины, Луки, уже не было в живых. До сих пор не найдены документальные свидетельства о матери Франциска. В декрете короля и великого князя Сигизмунда I от декабря 1518 г. упоминается брат Иван как свидетель на суде Андрея со Львова против виленского гражданина Дашки [2, с. 46]. Как следует из записей претензий кредиторов на имущество Ивана в Познани, он умер перед июлем 1529 г. Как и его отец, Иван занимался торговлей, преимущественно торговлей шкурами. В судебных делах по имуществу Ивана в Познани, а также в делах по недвижимости в Полоцке фигурирует имя его сына Романа. В Познани Роман появляется лично два раза: осенью 1529 г., когда как законный наследник рассчитывался с кредиторами своего отца Ивана, и весной 1532 г., когда освобождал из Познанской тюрьмы своего родного дядю Франциска. В познанском судебном деле 1532 г. отмечено, что Роман прибыл на суд из Гданьска, а в деле по имуществу в Полоцке в 1535 г. сказано, что он «в Немъцах служить» [2, с. 112-115, 123, 128-132]. Возможно, и в другом случае имелся в виду Гданьск, который долгое время был под властью немцев, либо какой-то другой город Западной или даже Центральной Европы, учитывая многозначность термина «немцы» в то время. В любом случае не исключено, что в архивах Гданьска могут сохраняться какие-то материалы о Романе, а возможно, и о его отце и дяде. Кроме сына, Иван имел еще двух не названных по имени дочерей, так как в полоцком деле 1535 г. о его имуществе упоминаются два его зятя Еська Степанович и Михна Овсяник. Еська Степанович, кроме полоцкой собственности тестя, претендовал также и на часть его познанского имущества ранее в деле 1529 г. [2, с. 49-50]. Он же представлен и в актах полоцкой ревизии 1552 г. В этих актах фигурирует также игумен Пятницкого монастыря Васька Скорина, а также Еська Скорина, который в качестве полоцкого советника принимал участие в посольстве в Ригу в 1553 г. [2, с. 51-53]. Неизвестно, были ли они родственниками Франциска Скорины.
Имя Скорины Франциск косвенно указывает на его конфессиональную принадлежность, а также на место, где он мог овладеть латинским языком, необходимым для поступления в университет. Святой Франциск Ассизский, которому он обязан своим именем, как известно, был основателем и патроном Ордена братьев меньших, или францисканцев, которые начали проповедовать на территории Польши и Великого княжества Литовского вскоре после своего основания еще в XIII в. Реформированное их ответвление – францисканцев-обсервантов – было основано Бернардином из Сиены (1380-1444 гг.), который призвал своих последователей нести проповедь и образование. Летом 1453 г. по приглашению короля Казимира IV Ягеллончика и краковского епископа Збигнева Олесьницкого в Краков во главе со знаменитым проповедником Яном Капистраном прибыли несколько монахов из этого ордена. За восемь месяцев пребывания Капистрана у обсервантов было принято 130 новых членов, преимущественно из числа преподавателей и студентов Краковского университета [3, p. 466; 4, s. 10]. Сразу же началось строительство монастыря, посвященного Бернардину из Сиены. По названию монастыря францисканцы-обсерванты в Польше и Великом княжестве Литовском стали называться бернардинцами, в отличие от нереформированных конвентуальных францисканцев. Сообщество стремительно развивалось, возникли монастыри на территории Польши и Украины, а в 1468 г. был основан монастырь в Вильно. Позже, в 1498 г. в Полоцке также был основан монастырь бернардинцев, посвященный Деве Марии с костелом св. Франциска. Административно виленский и полоцкий монастыри входили в состав Польского викариата (с 1517 г. – Польской провинции) францисканцев-обсервантов с центром в Кракове.
Бернардинцы отличались тем, что признавали правомочными все православные таинства, кроме вероисповедания, и не требовали повторного крещения [4, s. 143]. Во многом их деятельность была направлена на примирение двух ветвей христианства: православия и католичества. Высказывалось даже мнение, что именно бернардинцы поспособствовали изданию в 1491 г. в Кракове «Октоиха» Швайпольта Фиоля. По крайней мере, к этому изданию имел непосредственное отношение синдик краковского конвента бернардинцев Ян Турзан [5, s. 171]. То, что Франциск Скорина получил крёстное имя от патрона бернардинцев и позже действовал в том же самом экуменистическом направлении, издавая Священное Писание и богослужебные книги для православных верующих, дополнительно свидетельствует о его связи с полоцкими бернардинцами и обучении у них. Весьма вероятно, что с их помощью он стал также студентом Краковского университета. Его опекуном и вдохновителем на этом пути мог быть Левон из Ланьцута (город находился на востоке от Кракова, входил в состав Руского воеводства, центром которого был Львов). Леон был монахом в Кракове, что документально засвидетельствовано в 1484 году, и где он умер в 1525 г. Он стал первым гвардианом (настоятелем) полоцкого монастыря и управлял им около 15 лет (1498-1512?) [4, s. 179]. Потом какое-то время (до 8 декабря 1512 Г.) [4, s. 182] был кусташем (членом капитула) Виленского конвента. По делам полоцкого монастыря он должен был иметь постоянные отношения с Краковом. Также в столицу викариата Леон из Ланьцута был обязан ездить для участия в капитулах, которые происходили ежегодно, и чаще всего в Кракове, и приурочивались либо ко Дню Святой Троицы, либо к празднику Богородицы 8 сентября и продолжались две недели или даже больше [4, s. 80-81]. Постоянно пребывать в Кракове он должен был, по крайней мере, в 1512-1514 гг., когда являлся руководителем Польского викариата бернардинцев, а также в 1517-1520 гг., когда занимал должность провинциала Польской провинции [4, s. 61]. Связи полоцких бернардинцев с Краковом, а краковских – с Ягеллонским университетом, могли способствовать поступлению туда Франциска Скорины. Возможно, поиски в бернардинских архивах смогли бы пролить свет на этот период в его биографии.
Франциск Скорина поступил в Краковский университет в 1504 г. во время ректорства Яна Амицина, о чем свидетельствует запись в матрикуле за зимний семестр. В числе 120 вписанных в матрикулярную книгу значатся «Франциск, [сын] Луки из Плоцка (Полоцка), [вступительная плата] 2 гроша» и еще три человека из Беларуси: «Венцеслав, [сын] Венцеслава из Слуцка Виленской [епархии], 4 гроша »; «Юрий, [сын] Якуба из Волковыска, 2 гроша»; «Николай, [сын] Андрея из Ошмян, 7 грошей» [6, p. 90-91]. Вступительный денежный взнос колебался от 1 до 8 грошей. Исходя из суммы, внесенной Скориной, можно предположить, что во время обучения он жил в бурсе для бедных. В книге промоций философского факультета, на котором учился Скорина, под датой 14 декабря 1506 г. во время деканства магистра Леонардо с Добшиц помещена запись о предоставлении степени бакалавра: «возведены в степень бакалавра и распределены в следующем порядке по месту: … Фран (циск) из Полоцка, литвин…» в этот же день вместе со Скориной получили степень бакалавра еще пятнадцать школяров, двое из которых – Томаш из Подляшья и Якуб из Эльбинга, – в 1504 г. вместе с ним поступали в университет и были внесены в матрикул [7, p. 144].
Точно не известно, где находился Франциск Скорина с конца 1506 до осени 1512 г., когда его имя вписано в Акты академических степеней Падуанского университета. В Падую в 1512 году он прибывает уже с титулом доктора свободных наук [8, p. 243-346] и приобретает в Падуанском университете еще одну учёную степень – доктора медицины. За время между двумя этими датами Скорина должен был стать не только доктором свободных наук, но ещё и получить отличное медицинское образование. Кроме того, в последнем падуанском документе от 9 ноября 1512 г. о предоставлении знаков степени доктора медицины он назван секретарем датского короля – secretarius regis Datiae. До последнего времени велись споры по поводу названия Datia, который в древних письменных источниках применялся по отношению к бывшей римской провинции Дакии (сегодня территория Румынии), но во времена Скорины это название означало уже другую страну – Данию. Кстати именно так, rex Datiae, называет себя сам тогдашний король Дании Иоганн-Ганс в документах, выданных от его имени. Белорусские скориноведы Георгий Голенченко [9, с. 94; 10, с. 19-20], Виктор Дорошкевич [2, с. 10], Витовт Тумаш [11, с. 18] уже давно указывали, что под этим термином скрывается именно датское королевство. Недавно этот вопрос еще раз основательно проанализировала Ольга Шутова, придя к такому же мнению [12, p. 27]. Наиболее вероятно, что именно в Дании Франциск Скорина получил степень доктора свободных наук и отличные знания в медицине. На то время в Копенгагене уже действовал открытый в 1479 г. Кристианом I первый датский университет с четырьмя факультетами, одним из которых был медицинский.
Каким образом Скорина, секретарь датского короля, оказался в Италии? Известно, что выпускники медицинского факультета Копенгагенского университета для докторской защиты выбирали обычно либо Падую, либо Монпелье. Кроме того, королевские секретари довольно часто выполняли ответственные дипломатические поручения. Поэтому, по нашему мнению, он прибыл в Италию в составе какой-то дипломатической миссии. Кажется, это подтверждает недавно вновь выявленное письменное свидетельство. Это одна из записей в дневнике папского церемониймейстера Париса Грасси. Оригинал части дневника за 1512 г., где помещена эта запись, по нашим данным, не сохранился, но известен из серии копий этого года и также другого времени, которые хранятся в Ватиканском секретном архиве (10 рукописей), в Ватиканском архиве Отдела литургических празднований высочайшего понтифика (14 рук.), Апостольской библиотеке Ватикана (38 рук.) [13, см.: 14 рук. за 1512 г. из Ватиканских архивов и библиотеки], в библиотеках Рима: Ангелике (1 рук.), Валичелиане (1 рук.), Казанатенской (6 рук.), Коммунальной библиотеке архигимназии в Болонье (4 рук.), Баварской государственной библиотеке в Мюнхене (3 рук.), Национальной библиотеке Франции в Париже (2 рук.). С самой ранней копией в Казанатенской библиотеке г. Рима посчастливилось поработать и нам. Запись датируется 6 августа 1512 г., т.е. за три месяца до награждения Скорины степенью доктора медицины в Падуе.
Парис Грасси рассказывает о приёме папой Юлием II в тот день трёх датских посланников, которые все были докторами и простыми канониками: один из них присяжный секретарь короля, двое других – королевские придворные [14, f. 35v]. Известно, что весной того же года в Риме, в Латеранской базилике, начался V Латеранский собор. О соборе говорилось и 6 августа, в возвышенной речи, с которой обратился к папе от имени короля Ганса его, не названный по имени, секретарь. Среди прочего, выразив преданность папе со стороны короля Дании и Шотландии и их желание присоединиться к Собору, он сообщил, что: «даже владыка русинов и царь татар и готов, которые никогда раньше не опускались до признания ни одного собора, приложат усилия, чтобы теперь они (т. е. русины, татары и готы. – А. Ж.) присоединились к собору, который будет назначен папой, либо согласились с уже назначенным, прося допустить их к одобрению декретов и переустройства Города, Мира и Церкви» [14, f . 35v].
Речь в этом пассаже идёт, безусловно, о великом князе Московии Василии III. Московские великие князья и датские короли с XV в. стремились к политическим альянсам, заключая договоры «о союзе и дружбе», с одной стороны, против Великого княжества Литовского и Польши, с другой – против Швеции и Ганзейского союза. В ноябре 1493 г. подобный договор заключили московский князь Иван III и датский король Иоганн-Ганс. Кроме военного союза, направленного в первую очередь против шведского правителя Стена Стуре и Великого Княжества Литовского, он предусматривал свободный проезд послов, взаимную выдачу перебежчиков (невольников и невольниц, должников, воров, грабителей), беспрепятственную торговлю московских купцов в Дании и датских в Московии [15, с. 1, № 2]. То, что договор выполнялся, показывают документы из более позднего времени. Примерно через год в связи с близким избранием его на должность короля Швеции Ганс просит Ивана III на год или на два воздержаться от враждебных действий против Швеции [15, с. 2 (ссылка)]. В 1501 г. московские послы вели переговоры в Дании относительно урегулирования пограничных недоразумений, обмена пленными, посылки в Московию датских мастеров; обсуждался также вопрос возможного брака сына московского владыки Василия с датской принцессой Елизаветой [15, с. 2, № 3]. В 1506 г. Василий, уже как великий князь Василий III, выражает желание заключить новый межгосударственный договор и отправляет ради этого к Гансу своего посла Истому [15, с. 3, № 4]. Король соглашается возобновить договор и сообщает Василию III о предательстве и восстании в Швеции, а также просит его помочь [15, с. 4, № 5]. Договор был обновлен в том же 1506 г. [15, с. 4, № 6]. В документах от 1508, 1509, 1510, 1513 гг. называется имя датского посланника, отправленного королем Гансом, а потом его преемником на датском престоле Кристианом II в Московию, магистра Давида ван Корана [16, s. 1118, nr. 9322; s. 1128, nr. 9408; s. 1 141, nr. 9515; s. 1180, nr. 9892]. В следующем 1514 г. в Данию с доверительным письмом отправляются послы Василия III: боярский сын Иван Микулин Заболоцкий и дьяк Василий Александров [15, с. 6, № 12].
Несмотря на соглашения с Московией, Иоганн-Ганс параллельно выстраивал дипломатические отношения также с Польшей и Великим княжеством Литовским. В 1505 г. был заключён договор «О дружбе и союзе наисветлейшего господина Иоганна, короля Дании, Швеции и Норвегии, с наисветлейшим Сигизмундом, королём Польши, и между подданными и владениями обоих государств» [17, s. 94, nr. 10501-2]. В 1506 г. с доверительным письмом отправился к королю Польши и Великому князю литовскому Александру тот же самый магистр Давид [18, s. 4, nr. 4]. В 1507 г. из Польши возвращается другой датский посланник Вернер Канник [16, p. 1114, nr. 9285]. Кроме того, предпринимались попытки завязать матримониальные отношения: так, при выборе невесты для датского королевича Кристиана в 1508 г. обсуждалась кандидатура дочери польского короля [18, s. 19-20, nr. 30]. Через год в Данию отправился советник и посол Сигизмунда Ян Кокриц: между обоими государствами был заключён договор «о дружбе, любви и союзе», заверенный несколькими документами с обеих сторон, произошел обмен послами [18, s. 25, nr. 36; 19, s. 61, nr. 14; 20, p. 355-357]. Договор будет возобновлён в 1516 при преемнике Ганса Кристиане II [21, p. 38, nr. 42; p 57, nr. 62; 73-74, nr. 88, 89]. Весьма вероятно, что с одним из таких посольств в Данию и мог попасть Скорина в промежутке между 1506 и 1510 гг. Обычно считается, что Франциск Скорина мог прибыть в Данию в 1509 г. в ходе заключения союзного договора. Однако ничего не мешает нам предположить, что он мог оказаться там и раньше, сразу после получения степени бакалавра в Кракове. Тем более, что в Копенгагенском университете в начале его деятельности чувствовался недостаток как студентов, так и преподавателей, и для привлечения их в Копенгагенскую альма-матер специально выезжали за границу представители короля и университета [22, p. 9-10, 23-24].
В упомянутой записи Париса Грасси отмечается стремление Московии к взаимопониманию с Апостольским Престолом и о присоединении к V Латеранскому собору. В окружении Василия III, сына Ивана III и гречанки Софии Палеолог, которую, кстати, считают католичкой восточного обряда, безусловно, обсуждался и вопрос религиозной унии. Сторонниками унии при дворе Василия III, кроме его матери, были придворный врач Николай Булев, московский казначей и хранитель государственной печати грек Юрий Траханиот, а также его влиятельный отец Дмитрий Траханиот и другие. Иностранные послы, например, посол Немецкого ордена Шёнберг и посол императора Франческо да Колло сообщали в то время, что Московия готова принять унию. Об этом писал папе Юлию II и король Шотландии Яков IV: «прибыли недавно к королю Дании послы императора Руси, которые просили союза и дружбы, и он с большой надеждой на этот союз и на то, что император обратится к священному учению Римской Церкви, благожелательно принял его просьбы и готовился послать своих послов на Русь, которые бы душу императора вознесли от суеверного безбожия, показали на тщетность вероисповедания этого народа, и привели его к настоящей Христовой вере» [23, p. 85, nr. 45]. В записи Париса Грасси мы видим, что датский король, выступая посредником перед папой, не оставлял своих попыток cклонить московского государя к объединению двух ветвей христианства. Но, видимо, дело унии было заброшено после почти одновременной смерти в 1513 г. короля Ганса и папы Юлия II.
Пока не обнаружены документы о поимённом составе датской дипломатической миссии на V Латеранском соборе, созванном папой Юлием в 1512 г., мы не можем с уверенностью утверждать, что секретарём, представленным в тексте Грасси, был Франциск Скорина. Но хронологическая близость двух упоминаний о королевском секретаре, содержание речи перед папой, затрагивавшее вопросы, которые могли быть в компетенции Скорины, и указание на его красноречие (не потому ли, что речь произносил доктор свободных наук?) позволяет считать это весьма вероятным. Дополнительным аргументом в пользу такого допущения может являться присутствие, несмотря на тяжелую болезнь ног, епископа Падуи и президента университета, вице-канцлера папской канцелярии, племянника папы Юлия II, и участника V Латеранского собора кардинала-священника Сикста Гара делла Ровере в Падуе на экзаменах, которые сдавал Скорина [30, с. 23]. Возможно, он был главным покровителем, который устроил и поддержал защиту Скориной диссертации доктора медицины. На первый взгляд, может смущать то, что секретарь и двое других послов названы в дневнике Грасси канониками, но надо отметить, что светскими канониками могли быть магистры и доктора, в том числе и свободных наук. Для содержания преподавателей, кроме платы от студентов, могли назначаться каноникаты, т.е. участие в прибылях, которые получал какой-то храм. Причём такие каноникаты могли назначаться не только по месту нахождения учебного заведения, но также и на родине профессоров [24, c. 79-80].
Возникает вопрос: зачем нужен был Франциск Скорина датскому королю в качестве секретаря, так как известно, что у него было много своих, отечественных? Об этом может свидетельствовать, например, письмо Ганса к папе Юлия II от 11 февраля 1507 года, где он просит передать Шлезвигскую препозитуру и другие церковные бенефиции своему секретарю Гайну и другим своим секретарям [18, p. 16, nr. 24]. Секретарей он использовал в том числе и для дипломатических миссий. Так, в том же году он выдаёт доверительное письмо своему секретарю Тиху, сыну Винсента, к королю Шотландии Якову IV [25, p. 248-249, nr. 43]. И в том же 1507 г. Ганс просит Людовика XII, короля Франции, рекомендовать упомянутого Тиха, своего секретаря, направленного в Парижский университет, какому-нибудь учёному члену королевского парламента, чтобы он изучил обычаи парламента и французский язык [18, p. 19, nr. 29]. В 1510 г. упоминается имя секретаря магистра Эрика Валькендорпа, которого Ганс просит у папы Юлия назначить Нидросским епископом [18, p. 36, nr. 49]. В документе от 1510 г. фигурирует в качестве секретаря, посланного в Московию, уже известный нам магистр Давид [16, p. 1144, nr. 9543]. Два королевских секретаря Андерс Глоб и Иоганн Вульф упоминаются в двух документах, изданных датским королем 5 апреля 1512 года перед самым началом V Латеранского собора [18, p. 49, nr. 74; 8, p. 1171, nr. 9805]. Иоганн Вульф направляется в Вечный Город для получения диспенсации с помощью Сенгаленскага кардинала, для королевского канцлера на занятие двух церковных бенефиций. По некоторым мнениям, Иоганн Вульф должен был возглавлять также датскую миссию на Латеранский собор. Как видим, у датского короля хватало собственных секретарей. Тем не менее, отношения с Россией, Польшей и Великим княжеством Литовским требовали иметь при себе людей, которые владели бы «руским» языком и кирилическим письмом. Еще больше такие лица были необходимы для посольств в вопросах примирения двух ветвей христианства и консолидации европейских стран перед турецкой угрозой, которая тогда была актуальной и требовала привлечения к антитурецкой коалиции Московии, Великого Княжества и Польши. О том, что у короля Ганса была потребность в таких знатоках, свидетельствует его недатированное письмо, вероятнее всего от 1506 года, к Василию III с просьбой прислать к нему пленённого финна Сивора, который знает «руский» язык и письмо и может служить переводчиком [26, s. 97, nr. 150].
Попасть в Данию Скорина мог, как уже отмечалось, либо в 1509 г., когда туда отправилось посольство короля Польши и великого князя ВКЛ Сигизмунда, либо ранее после получения степени бакалавра в Кракове. На то время в Копенгагене уже действовал открытый в 1479 г. Кристианом I первый датский университет с четырьмя факультетами, среди которых был и медицинский. Именно здесь Франциск Скорина мог получить степень доктора свободных искусств и отличные знания в медицине, которые он продемонстрировал на защите в Падуе.
Ольга Шутова и Анатолий Титов, на основе анализа издательских символов Скорины и датского первопечатника Говарта ван Гемен, указали на их очевидную связь и одновременное пребывание в Копенгагене и тем самым привели еще один довод в пользу сакретарства Франциска Скорины именно у датского короля [27, с. 72-74; 28, с. 40].
Вопрос о том, был ли Франциск Скорина в составе датской дипломатической миссии на V Латеранском соборе, и он ли именно обращался с речью к папе Юлию II 6 августа 1512 г., несмотря на ряд косвенных доводов, всё же остаётся открытым до выявления прямых документальных свидетельств. Дальнейшие поиски, на наш взгляд, нужно было бы проводить в Ватиканском секретном архиве среди документов папы Юлия II и датских лоббистов-кардиналов (например, того же Сенгаленского), в датских архивах среди материалов короля Иоганна-Ганса и Копенгагенского университета за 1506-1517 гг., среди дипломатических документов короля Сигизмунда и князя Василия III, а также в архивных собраниях Венецианской республики. Ведь не исключено, что имя Скорины может также фигурировать в составе посольств в Московию, Польшу и Великое княжество Литовское, Венецию.
С 5 до 9 ноября 1512 г. Скорина, как свидетельствуют записи в «Актах академических степеней» Падуанского университета, сдавал экзамены на получение степени доктора медицины. 5 ноября на собрании «Святой коллегии» под председательством вицеприора в церкви св. Урбана ему была предоставлена «милость», как бедному сдавать экзамены бесплатно «из любви к Богу», за что единогласно проголосовали все члены Коллегии. На второй день состоялся пробный экзамен, на котором докторант блестяще ответил на все предлагаемые ему вопросы и прекрасно отклонил все доводы против, а потому «с общего согласия был допущен к личному экзамену в медицине». Личный экзамен он сдавал 9 ноября в присутствии 14 ученых и «проявил себя настолько похвально и очень достойно во время этого своего строгого экзамена, цитируя наизусть заданные ему вопросы и прекрасно отклоняя доводы против, что получил единодушное одобрение всех без исключения присутствующих ученых, и было признано, что он имеет достаточные знания в медицине». После этого Франциск Скорина был торжественно объявлен доктором медицины, а промотор доктор свободных наук и медицины Варфоломей Баризон вручил ему соответствующие знаки медицинской степени. В тот же день также была внесена протокольная запись об этом событии в книгу «Diversorum …» Падуанской епископской курии. Как раз в нём Скорина назван секретарём короля Дании [29, p. 226-228; 8, p. 243-346].
На всех мероприятиях, связанных с получением докторской степени медицины в Падуе, присутствовали и принимали участие в дискуссиях 32 человека: доктора и магистры, студенты, представители духовенства. Среди присутствующих, по крайней мере, три человека могли иметь отношение к книгопечатанию: Бартоломео Санвито (который был связан с венецианской печатью), Антонио де Санчино и Христофор а Линьямин [30, p. 24-26].
После 9 ноября 1512 г. и до 6 августа 1517 года след Скорины вновь теряется. Неизвестно, оставался ли он ещё в должности королевского секретаря. В любом случае, перед защитой в Падуе или после неё, он должен был, в составе дипломатической миссии или самостоятельно, побывать в Венеции. С определённостью можно утверждать лишь, что в это время он занимался подготовкой книгопечатания в Праге. Для этого он должен был заручиться поддержкой отечественных меценатов, а также решить вопросы с техническим обеспечением типографской деятельности в Праге.
6 августа 1517 г. в Праге «Францишек, Скоринин сын с Полоцька, в лекарскых науках доктор, повелел … Псалтырю тиснути». Издав в течение двух лет, помимо «Псалтыри», ещё 22 книги Ветхого Завета, Скорина после 15 декабря 1519 г.должен был вернуться на родину. В 1522 г. он издаёт в Вильно «Малую подорожную книжку», а затем в 1525 г. – «Апостола». После этого его издательская деятельность прекращается по неизвестным причинам. В 1526 г. Франциск Скорина присутствует в качестве свидетеля в Вильно при акте закладки храма и школы в деревне Весичи Гродненского уезда [2, с. 83], а в начале 1529 г. фигурирует в судебном декрете Польского короля и великого князя ВКЛ Сигизмунда по поводу имущества своей жены Маргариты. Жена Маргарита, вдова Юрия Одверника, и не названные по имени дети впервые упоминаются в этом декрете [2, с. 91].
В том же 1529 г. Франциск Скорина от своего имени и от имени Маргариты участвовал в Познани в процессе о разделении имущества умершего брата Ивана и получил часть наследства [2, с. 110-112]. Кроме него в разделе имущества как претенденты принимали участие зять Ивана Еська Степанович, виленский гражданин Яцек Фалькович, купец и познаньский советник Клаус Гоберлянд, а также жена Якуба Корба, в подвале дома которого хранились кожи, которыми торговал Иван Скорина. При исследовании материалов Архива Прусского культурного наследия в Берлине нами были выявлены документы, свидетельствующие о связи двух фигурантов дела о разделе имущества Клауса Гоберлянда и Якуба Корба с прусским герцогом Альбрехтом Гогенцоллерном. 1 августа 1529 г. датируется письмо герцога к Клаусу Гоберлянду по поводу каких-то римских дел [31, f. 42v]. В письме к королю Польши и великого князя ВКЛ Сигизмунда от 2 мая 1527 г. герцог просит короля помочь материально потерпевшему купцу Якубу Корбу [32, p. 218-219]. 1 апреля 1539 г. старейшины Познанского совета обратились к Альбрехту с просьбой помочь детям-сиротам покойного Якуба Корба, которых преследуют кредиторы за долги отца [33, nr. 31]. После рассмотрения дела о разделе имущества в Познани, в конце 1529 или в первой трети 1530 года, Франциск Скорина, как следует из четырех писем Альбрехта, был у него на службе, откуда уже в мае отправился обратно в Вильнюс, захватив с собой врача и печатника герцога. Сначала Альбрехт пишет Виленскому воеводе и канцлеру ВКЛ Альберту Гаштольду и Виленскому совету с просьбой помочь Скорине и защитить его в каких-то семейных и материальных делах, а также даёт ему охранную грамоту [2, с. 95 и последующие]. Но в последнем письме к Гаштольду герцог резко меняет тон и просит повлиять на Скорину, чтобы тот вернул ему вывезенных подданных [2, с. 102]. Евгений Немировский считает, что этими двумя лицами были вывезенные Альбрехтом из Кракова иудеи врач Моисей и его брат Александр, занимавшийся типографским делом. В 1530-х гг. братья снова объявились в Кракове [34, с. 206].
Как следует из анализа корреспонденции герцога Альбрехта, помимо Гаштольда он имел связи с лицами, которые были определенным образом причастны к судьбе первопечатника: виленским епископом Яном, у которого он служил секретарём и который был двоюродным братом герцога, слуцким князем Георгием, который финансировал костёл в Весичах, где свидетелем был Скорина [35, 12 oct., 22 nov.], другими вельможами ВКЛ и Польши. Из переписки, которую активно вёл Альбрехт с королевским канцлером Христофором Шидловецким, мы узнаём о принесенной из Англии в Пруссию «потливой горячке» (лат. sudor anglicus), которая за короткое время унесла здесь около 30 тысяч жизней. В сентябре 1529 г. заболел сам герцог, а также его беременная жена Доротея, дочь датского короля. Только в конце октября обоим удалось справиться с болезнью [32, p. 417-426, 441-444]. Пожалуй, в первую очередь, для помощи от этой напасти и был приглашён в прусский Кролевец-Кёнигсберг Франциск Скорина. Случилось это, возможно, после увольнения с должности личного герцогского врача Вильде, который, по мнению Альбрехта, не уберёг его и жену от болезни и которому он искал замену [34, с. 200]. В письме Кристофа Шидловецкого к Альбрехту от 7 января 1530 г. помещено интересное сообщение: «За книжку, написанную наиосведомлённейшим врачом Вашей августейшей милости, сердечное спасибо и благодарность: эти средства против болезни применяю не только потому, что хочу уничтожить этот наиядовитейший вирус, но также из-за того, что их прислал мне мой господин и брат, который с Божьей помощью избавился от такой большой опасности» [36, nr. 171]. Не была ли эта книжка (сбор рецептов?) написана тем доктором медицины, о котором Альбрехт позже писал в письме к Гаштольду от 25 октября 1529 г.: «Не так давно прибыл под нашу власть прекрасный и многоопытный муж Франциск Скорина из Полоцка, доктор изящных искусств и медицины, даровитый преподаватель, подданный Вашей высокой милости и гражданин наиславнейшего города Вильно. Обратив внимание как на его действительно удивительный талант, так и на его высочайшее мастерство, которое он демонстрирует с удивительным блеском и опытом, видимо, приобретённым, не иначе, как только через свою многолетнюю работу и путешествия ради познания множества наук, мы милостиво приписали его к числу и в круг наших подданных и верных мужей и поставили его в ряд тех, к кому благосклонно относимся» [2, с. 95-96]. Как раз в конце октября 1529 г., когда герцог Альбрехт и его жена пришли в себя от болезни, закончился познанский процесс о разделении имущества Ивана Скорины, и Франциск мог оказаться в Кёнигсберге вскоре после увольнения Вильде и продемонстрировать свое врачебное искусство при дворе Альбрехта. Оставить Пруссию Скорину скорее всего заставили дела в Вильно, где 2 марта 1530 г. случился большой пожар, который уничтожил две трети города. Могло пострадать и имущество первопечатника; звали его на родину также и опасения за жизнь родных, жены и детей [2, с. 95-96].
Через два года в 1532 г. в Познани первопечатник попал в судебный процесс, который начали против него варшавские иудеи за долги умершего брата Ивана, в результате чего он был даже брошен в темницу и просидел в ней около четырех месяцев. Иудеи представили его королю как распорядителя наследством покойного. Только вмешательство в дело сына Ивана, племянника Франциска Скорины, Романа, привело к решению дела в пользу первопечатника и вынесение приговора против истцов [2, с. 125 и последующие]. Последний документ, касающийся этого дела, – охранная грамота, выданная королём Польши и великим князем ВКЛ Сигизмундом I Франциску Скорине, которая датируется 25 ноября 1532 г. После этого мы снова теряем его из виду вплоть до мая 1535 г. Совершенно вероятно, что сразу после пoзнанскаго процесса он перебрался в Чехию. С ним, по-видимому, прибыла туда и его семья.
С 22 мая 1535 г. до 21 июля 1539 г. в переписке по поводу королевского сада в Праге между королем Фердинандом I и пражскими властями упоминается садовник Франциск [2, с. 163 и последующие]. Судя из более позднего привилея от 1552 г., выданного королём сыну умершего Франциска Скорины Симеону Русу, на отыскание и владение имуществом его отца, этим садовником был, как пишет король, «доктор Франтишек Рус Скорина из Полоцка, [который] некогда [жил,]… в этом королевстве Чешском чужестранцем, – ушёл на вечный покой и оставил после себя сына Симеона Руса и определённое имущество, бумаги, долги и прочее ему принадлежащее» [2, с. 185]. Из этого письма мы также узнаем имя одного из сыновей Скорины. Второй сын упоминается в сообщении чешского автора ХVI в. Вацлава Гаека из Либочан о пожаре в Праге, где в 1541 г. в доме Яна из Пухова погиб «подмастерье Франциск, который был сыном доктора Руса» [37]. Ян из Пухова, администратор Пражской епархии, ревностный защитник католической веры в Чехии в ХVI в., был одним из самых известных и влиятельных людей в стране, с которым, без всякого сомнения, должен был быть хорошо знаком Франциск Скорина и которому он отдал на «дядькованье» своего сына [38, с. 65-73].
О втором сыне известно из Рожмберской хроники Вацлава Бржезана – автора конца ХVI – начала XVII вв. Под 1577 года он сообщает: «22 мая священник Иржик Четл, архипрэсвитер Бехинского края и Крумлавский настоятель, окончил жизнь в Крумлове. Он пользовался услугами врача, некоего поляка Симеона по фамилии Рус из Полоцка. Этот настоятель похоронен 24 мая» [2, с. 187]. Более позднее сообщение историка Франтишка Тёплого повествует о деятельности Симеона (Шимона Ровсака) в Йиндржихуве Градце в качестве садовника местного пана Йоахима из Градца. Симеон, который соревновался в этом деле с другим садоводом, крещёным иудеем Якубом, в 1584 году был отправлен на лечение: «… старый садовник Рус из Полоцка Шимон Ровсак, которого из-за его недугов послал милостивый господин в 1584 г. лечиться в Доброй Воде возле Каплицы, дав ему 1 копну и 30 грошей» [2, с. 189].
Недавно нами вместе с докторантом Карлова университета в Праге Павлом Котовым был сделан запрос в областной архив г. Тржебана. В результате поисков, проведенных чешскими архивистами доктором Ладеной Плусаровай и магистром Ганной Железной, были обнаружены два оригинальных документа 1584 года, касающиеся отправки на лечение Симеона Руса. Один из этих документов содержит собственноручную подпись Симеона. Учитывая то, что упомянутые архивы с самого своего основания не ощутили потерь, можно надеяться на новые находки документов, освещающих не только биографию сына первопечатника, но и его знаменитого отца Франциска Скорины. Требуют также новых обстоятельных исследований и архивохранилища тех городов, с которыми связана судьба первопечатника и его сыновей: Кракова, Праги, Падуи, Познани, Копенгагена, Гданьска, Рима и Ватикана, Вильнюса, Риги, Москвы. Научные достижения и находки последних лет дают надежду на обнаружение новых сведений из биографии нашего земляка, доктора свободных наук и медицины, первопечатника и основателя королевского сада в Праге, секретаря и доверительного лица высокопоставленных европейских деятелей, дипломата Франциска Скорины.
Список использованных источников:
1. Шчакаціхін, М. Калі радзіўся Францішак Скарына / М. Шчакаціхін // Полымя. – 1925. – № 5.
2. Францыск Скарына: зб. дакументаў і матэрыялаў / уклад., прадм., камент., паказ. В. I. Дарашкевіча. – Мінск: Навука і тэхніка, 1988.
3. Vita clarissimi viri fratris Joannis de Capistrano, feliciter incipit, per fratrem Nicolaum de Fara, socium ejusdem // Acta Sanctorum. Octobris. T. X. Bruxellis, 1861. – Р. 466.
4. Kantak, K. Bernardyni Polscy / K. Kantak. – T. 1. 1453–1572. – Lwów, 1933.
5. Fijałek, J. Początki cenzuryprewencyjnej w kościele rzymskokatolickim w Polsce / J. Fijałek //Studia staropolskie. Księgaku czci Aleksandra Brücknera. – Kraków, 1928.
6. Album studiosorum universitatis Cracoviensis. T. II. (Ab anno 1490 ad annum 1551) / Ed. curavit Adam Chmiel. – Cracoviae, 1892.
7. Statuta nec non liber promotorum philosophorum ordinis in universitate studiorum Jagellonicz ab anno 1402 ad annum 1849 / Ed. Iosephus Muczkowski. – Cracoviae, 1849.
8. Ghetti, M. C. Il soggiorno padovano di Francisk Skorina / M. C. Ghetti // Manoscritti, editoria e biblioteche all’età contemporanea. Studi offerti a Domenico Maffei per il suo ottantesimo compleanno / Cur. Mario Acheri, Caetano Colli. – Roma, 2006.
9. Галенчанка, Г. Францыск Скарына – беларускі і ўсходнеславянскі першадрукар / Г. Галенчанка. – Мінск, 1993.
10. Галенчанка, Г. Праблемныя дакументы Скарыніяны ў кантэксце рэальнай крытыкі / Г. Галенчанка // 480 год беларускага кнігадрукавання: матэрыялы Трэціх Скарынаўскіх чытанняў / гал. рэд. А. Мальдзіс [і інш.]. – Мінск: Беларус. навука, 1998. Беларусіка=Albaruthenica; Кн. 9).
11. Брага, С. Геаграфічная лякалізацыя жыцьцяпісу доктара Скарыны / С. Брага. – Нью-Ёрк, 1965.
12. Shutava, V. Again about Skaryna in Padua: circumstances / V. Shutava // Belarusian review. – Vol. 27, No. 1.
13. Città del Vaticano. Archivio Segreto Vaticano. Fondo Borghese. Serie I. 889, 890; Città del Vaticano. Archivio dell’Ufficio delle Celebrazioni Liturgiche del Sommo Pontefice. Cerimonieri pontifici. 371, 376 A;Città del Vaticano. Biblioteca Apostolica Vaticana. Barb. lat. 2689, 2798; Città del Vaticano. Biblioteca Apostolica Vaticana. Chig. L. I. 19; Città del Vaticano, Biblioteca Apostolica Vaticana, Urb. lat. 1016; Città del Vaticano, Biblioteca Apostolica Vaticana, Vat. lat. 12268, 12269, 12305, 12412, 12414, 12415.
14. Biblioteca Casenatense in Roma. – Codex, 1594.
15. Датский архив. Материалы по истории Древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1360–1690 гг. / сост. Ю. Н. Щербачев. – М., 1893.
16. Regesta diplomatica historiae Danicae. Ser. II. T. 1. – Kjøbenhavn, 1886.
17. Fortegnelse over Danmarks breve fra middelalderen med udtog af de hidtil utrykte. 2. Række / Udg. ved William Christensen. 6. Bind (1505–1510).
18. Kong Hans’s Brevbog // Aarsberetninger fra det kongelige geheimearchiv indeholdende bidrag til Dansk historie af utrykte kilder / Ungivne af C. F. Wegener. Bd. 4. – Kjøbenhavn, 1852–1855.
19. Bilag til kong Hans’s Brevbog// Aarsberetninger fra det kongelige geheimearchiv indeholdende bidrag til Dansk historie af utrykte kilder / Ungivne af C. F. Wegener. Bd. 4. – Kjøbenhavn, 1852–1855.
20. Codex diplomaticus Regni Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae in quo pacta, foedera, tractatus pacis… nunc primum ex archivis publicis eruta ac in lucem protracta exhibuntur. [Ed.] M. Dogiel. T. 1. – Vilnae, 1758.
21. Acta Tomiciana. – T. IV. – Cracoviae, 1855.
22. Regiae academiae Hafniensis infantia et pueritia … ab Alberto Thura. Elensburgi et Altonaviae, 1734.
23. Epistolae Jacobi quarti, Jacobi quinti et Mariae, regum Scotorum… ab anno 1505 ad annum 1545. Vol. I. – Edinburgi, 1722.
24. Суворов, Н. С. Средневековые университеты / Н. С. Суворов; изд. 2-е. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.
25. Gairdner. Letters and papers illustrative to the reigns of Richard III. and Henry VII. –Vol. II.
26. Nya Kälor till Finlads Medeltidsistoria… / Af Edward Gröblad. Föstasamlingen. –Köenhamn, 1857.
27. Шутова, О. М. Вновь портрет Скорины, или о необходимости «читать» гравюры / О. М. Шутова // Крыніцазнаўства і спецыяльныя гістарычныя дысцыпліны: навук. зб. – Вып. 10. – Мінск, 2015.
28. Цітоў, А. Шляхамі Францыска Скарыны / А. Цітоў. – Мінск, 2016.
29. Acta graduum academicorum ab anno 1501 ad annum 1525 / A cura di Elda Martellozzo Forin. – Padova, 1969.
30. Shutava, V. Again about Skaryna in Padua: Attendees / V. Shutava// Belarusiam Review. – Summer 2015. – Vol. 27, Nо. 2.
31. Берлін, Geheimes Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz. GStA PK. XX. Ostpr. Fol. 42.
32. Берлін, GStA PK. XX. Ostpr. Fol. 48.
33. Берлін, GStA PK. XX. HBA. B 3. Kasten 437 (1525–1547).
34. Немировский, Е. По следам Франциска Скорины: документальная повесть / Е. Немировский. – Минск, 1990.
35. Берлін, GStA PK. XX. HBA. B 2. Kasten 357 (1533, nr. 323–366).
36. Берлін, GStA PK. XX. HBA. B 2. Kasten 360 (1536, nr. 460–509).
37. O nesstiastnee przihodie kteraž gse stala skrze ohen w Menssim Miestie Pražském. – Praha, 1541.
38. Лемешкин, И. В. Франциск Скорина и Прага 1541 г. / И. В. Лемешкин // Palaeoslavica. – 2016. – Vol. XXIV, No. 1.